В небольшой каюте второго класса я застал странную публику, которая сидела у стола в таком виде, как будто все собирались прощаться. Приготовленные саквояжи и разные узлы говорили о желании оставить пароход. На столе стояла бутылка с водкой и две тарелки с объедками.
— Этот пароход уходит сегодня? — осведомлялся я у пароходного «человека».
— Так точно-с... Через час побежим-с.
— А эти господа что тут делают?..
— А так-с... -- ухмыльнулся «человек». — Пермские купцы-с... Пароход-то утром пришел, а они вот всё еще проклажаются.
Мое появление, видимо, расстраивало проклажавшуюся с чемоданами купеческую публику. Я не хотел им мешать и вышел на палубу. Обыкновенно на пристанях, когда отходит пароход, толпится масса провожающих, родных и просто любопытных, но чердынский пароход не интересовал даже пермскую скучающую публику. Саечник, два-три татарина с лимонами, городовой, несколько мужиков, носильщики — и только. В довершение всего пошел дождь. Не оставалось ничего, как идти в свою каюту. Пермские купцы с чемоданами всё еще сидели там, только на столе красовалась новая бутылка водки.
— Так как, Иван Федорыч... а? -- спрашивал бритый господин, походивший на чиновника, уволенного по третьему пункту.
Иван Федорыч, громадный мужичище с опухшим от водки лицом и мутными глазами навыкате, видимо, составлял душу компании. Он только покачал своей громадной, как пивной котел, головой и хрипло проговорил:
— Я здесь останусь...
Все засмеялись, хотя смешного пока ничего еще не было.
— Нет, это не годится, Иван Федорыч: дома-то, поди, уж давно ждут... Жена, поди, все глаза проглядела.
— Ничего, подождут... А как я жене-то в этаком образе покажусь?
— Да ведь не впервой?..
Пузатенький белобрысый купчик так и прыснул со смеху.
— Я прежде так делал, — заговорил Иван Федорыч, грузно вздыхая, — задним двором проберусь, потом через кухню в кабинет и сейчас выхрапку... А потом уж как стеклышко и объявлюсь.
Жена и догадалась: на замке держит задние-то ворота.
— А я через забор в этаких случаях... — прибавил от себя белобрысый. — Тоже совестно, ежели, например, прислуга увидит в таком виде...
— Уж на што хуже...
Опять смех и новая бутылка. Кутившие всю ночь на пароходе мужья не решались явиться домой «в этаком виде» и тянули время.
— Я всегда жене говорю, что пароход опоздал... — объяснял «третий пункт».
— Тоже надуй их, жен-то... Нет, брат, стара штука. После третьей бутылки потребовали «человека».
— Вот что, братец, уведи ты нас куда-нибудь... понимаешь?
— Как не понять-с... Пожалуйте на пристань, там есть багажная конторка, так в лучшем виде-с...
Благой совет был принят, и компания пермских «мужей» очистила каюту, оставив после себя целую кабацкую атмосферу. Передав багаж в контору, компания побрела пешком по берегу Камы, но не домой, а куда-то к соляным амбарам. «Третий пункт» шел впереди и фальцетом выводил:
Во несчастный день во середу
Злые... злые турки собиралиса-а!».
Д. Н. Мамин-Сибиряк
1888 г.
Journal information